Шерил о сексизме, браке и налогах (Stella mag, 22.03.2015)

Время от времени Шерил Фернандез-Версини говорит заезженными фразами. Для всеобщей любимицы это нормально, но даже сложная двойная фамилия не меняет положения. «Я весь свой второй десяток словно не сходила с беговой дорожки», — говорит она. «Я была словно в прострации очень долгое время», — напоминает она несколько раз. «Я была просто юной девочкой, у которой была мечта», — повторяет она на протяжении ¾ нашего интервью. «И иногда – драматическая пауза – это был кошмар». Но, полагаю, такое бывает, когда становишься Принцессой Дианой поколения «Х-Фактор».
{Шерил одна из самых успешных британских артисток, ее любят от мала до велика, и журналисты сияют, как только произносишь ее имя}.
Мы встретились в студии Восточного Лондона в солнечный февральский полдень. Фернандез-Версини с самого утра позировала фотографам с профессионализмом Кейт Мосс и манерами Кейт Миддлтон. Она с самокритичностью отнеслась к нескольким кадрам, но во всем остальном была безупречно вежлива. На ней мешковатый джемпер, джинсы и пушистые тапочки Birkenstock. Ее свита – ассистент и PR-агент – меньше бриллианта на ее колечке, но она не будет говорить о браке, разве что о том, что делает успехи в изучении французского. «Я понимаю больше, чем могу сказать сама. Я еще не совсем в теме, но понять смогу» — и о том, что по ее мнению, для браков свода правил не существует.
«Есть ведь столько разных историй. Люди, которые знали друг дружку две недели и прожили вместе 75 лет, или те, кто расстался спустя полгода. Так что здесь нет понятий «правильно» и «неправильно». Она лучится, когда я ее поздравляю, отказывается затрагивать тему слухов о беременности и говорит лишь: «Все хорошо, сейчас в моей жизни хороший период».
С Эшли Коулом она была «слишком открытой» — свадебные фото в ОК!, не говоря уже о рекламе для Национальной Лотереи – а в ответ получила лишь издевки и многочисленные измены. Так что теперь ее рот на замке. «У меня должно быть что-то свое, личное, — говорит она. – Я знаю, что всем интересно, что у нас там происходит, но я не буду ничего говорить, не хочу свихнуться».
В любом случае, у нее блестящие локоны, большие глаза и миленький носик. Я собираюсь сказать, что вокруг нее витает аура Одри Хепберн, но больше хочется сравнить ее с другой кинозвездой – Бэмби, в кадрах после того, как погибает его мать. Мы встретились, чтобы поговорить об ее новом сингле, балладе «Only Human», которую она называет «возвращением к истокам» и в которой говорится о том, что «Мы всего лишь люди, только лишь пыль. Это все, из чего мы сделаны».
Одноименный альбом открывается речью буддистского философа Алана Уоттса о том, что деньги не гарантируют счастья, теория, к которой люди начинают приобщаться, как только становятся очень богаты (по слухам, Шерил располагает 20 млн фунтов). «Я знаю, есть те, кто говорит: «Ой, конечно, богачи рассказывают, что не в деньгах счастье», но правда в том, что я испытала и то и другое».
Шерил выросла в рабочем квартале Ньюкасла, была одной из пятерых детей, в 11 лет узнала, что трое из них были ей родными лишь наполовину, вскоре после чего ее родители развелись. Ее брат стал наркоманом – в 2011 Эндрю Твиди получил 6 лет тюрьмы за участие в планировании вооруженного ограбления – и сама она, будучи подростком, встречалась с наркоманом, так что нелегко представить, что ее теперешняя жизнь может быть хуже той. «Вместе с деньгами приходят свои неприятности, — говорит она с весьма серьезным видом. – От наличия денег проблем столько же, как и от их отсутствия. Это, конечно, разные виды стрессов, но и то и другое — стрессы».
Шерил никогда не стеснялась в выражениях, и сегодня она особенно прямолинейна в отношении музыкальной индустрии. Несмотря на свой успех, она говорит, что «за то, что ты хочешь, приходится много бороться», и встречала бесчисленное количество «говн*ков, как мужчин, так и женщин, увы». Она вспоминает, как в 19 лет перебралась из Ньюкасла в Лондон, «и этот переход дался очень тяжело. Войти в этот мир и стать объектом. Украшением. Ты больше не человек. Они забывают о том, что у тебя есть чувства. Я долго с этим боролась».
Напористые едва одетые дамы штурмуют чарты, но это все еще мир мужчин, так получается? «Да, — кивает она. – потому что закулисье музыкального мира заполонили мужчины. И взрослые в том числе. Ты не обязан… В смысле, сексуальность и все такое – это здорово, но ты не обязан делать на это упор, чтобы продавать свою музыку». Ее волнует вопрос, действительно ли полуголые артисты вдохновляют аудиторию? «Я не знаю, что происходит, — локон ее волос покачивается из стороны в сторону. – Я уверена, что есть женщины, у которых это в крови. Они превращают себя в объект, потому что хотят быть такими». Пауза.
«Это нормально. Я никого не осуждаю. Но иногда это просто ни к чему. Есть поводы одеваться сексуально. Если же ты хочешь сразить всех своими текстами, оденься по-другому. Как по мне, сейчас сексуальности многовато. А есть женщины, которые говорят: «И что с того, что на меня так посмотрят? Почему я не могу выйти голой?». Да. Делайте, что хотите. Я просто чувствую, что не все такие проявления искренны, вот из-за чего мне грустно».
Ее просили делать какие-то не слишком комфортные вещи? «Ну да, бывало. GA выходили в коротких юбках и наши наряды бывали весьма сексуальными, но мы пели: «Love Machine» и «Something Kinda Oooh». Было весело, было игриво, но без прямых попыток быть сексуальными. Я бы никогда не сделала того, чего не хочу, или не пошла специально вливаться в модный поток. Поток, — вздыхает она. – Все бьются на одной полосе. Да ну вас, я себе лучше свою дорогу найду».
Женщинам стало проще с тех пор, как она начала карьеру? «Нет. Думаю, все примерно так же, если не хуже». Она не ноет, просто говорит как есть. «Большая часть шоу-бизнеса состоит из мужчин». Она задумывается на мгновение. «Музыкальная индустрия в зад**це, честно говоря. Теперь есть интернет, а еще ты можешь покупать синглы вместо альбома, лишь корпус твоей работы. Это уже не тот мир, что 13 лет назад». Она считает себя деловой женщиной? «О да, конечно, я ведь училась у лучших. Меня учили акулы. Это индустрия порочна, так что нужно быть жесткой. Когда у меня спрашивают совета о том, как сюда попасть, я говорю: «Узнай-ка сперва все получше». Но люди замечают лишь прожектора и гламурный блеск, это их ослепляет. Я сейчас и представить не могу, как начинала бы карьеру на текущем этапе своей жизни»
Она собралась на покой? Конечно, не скажешь, что она стремится на новый сезон «Х-Фактора». Возможно, возвращение сгладило впечатление от американского провала (по-видимому, никто не понял ее акцента) и позволило ей перейти на новый жизненный этап? «Да, новый этап, — говорит она. – В этом году моя цель – благотворительность. Я собиралась еще в прошлом году, но из-за Х-Факторских дел пришлось повременить».
Под благотворительностью она подразумевает фонд Cheryl’s Trust, созданный в сотрудничестве с Prince’s Trust для помощи неблагополучным подросткам. В этом году она надеется привлечь 2 млн фунтов для открытия центра в Ньюкасле, который станет прибежищем для такой молодежи. Ей хочется поделиться своими возможностями. «Это так интересно, мне бы хотелось расшириться, начать на северо-востоке, а потом податься в Манчестер и Ливерпуль».
Мы немного затрагиваем политику и вопрос, за кого она будет голосовать. «Мне трудно, потому что все мои друзья и родные – лейбористы». А предложенный ими налог на недвижимость ей «страх как не по душе». А как ей Джемс Кэмерон? Она надувает щеки. «Не знаю. Я хочу послушать, что все скажут. Я всегда была лейбористкой, но теперь хочу выслушать всех. Я ведь теперь взрослая женщина». Она смеется. Что для нее значит эта взрослость? «Теперь я понимаю ответственность избрания того, кто будет править страной. И я плачу чертову уйму налогов. Так что я думаю, что мне нужно будет принять здравое и обдуманное решение».
Ей бы хотелось пойти в политику? «Да! – говорит она совершенно серьезно. –Я недавно говорила об этом своей визажистке. Я думаю, что нам нужно больше женщин. Я бы свою партию учредила». Я говорю, что она могла бы стать британской Эвой Перон. «Да! Меня это просто интересует». Так значит, это начало Шерил – государственного деятеля? «Как знать, — улыбается она. – Всякое бывает». И я ухожу с мыслью о том, что, по меньшей мере, она точно обладает политическим талантом к уклончивости.